На первом этаже приюта для бездомных живут те, кто уже плохо ходит или совсем не может. Тут же лежат больные, которых не принимают в больницы: потому что у них нет документов или потому, что помочь им уже невозможно. Жёлтая шторка, натянутая между шкафами с бельём, отделяет женскую часть комнаты от мужской. За шторкой — ряды кроватей, сразу направо — кровать Галины Дмитриевны. 

Сухие взъерошенные волосы, белая кожа, укрытая мягкими бороздами морщин, нижняя губа полнее верхней, глаза глубокого синего цвета — так выглядит лицо Галины Дмитриевны. Шестидесятилетняя худая женщина тонет в большом, не по размеру, зелёном шерстяном кардигане. Капризно и сварливо она почти кричит беззубым ртом: 

«Разговаривать я не буду — у меня жизнь нехорошая, и рассказывать нечего!».

Ещё месяц назад, когда Галину Дмитриевну привезли в приют сотрудники соцзащиты, она отказывалась говорить даже с Ольгой Юрьевной, руководителем приюта, — только кричала на неё и гневно требовала помощи. Сейчас Ольга Юрьевна ласково гладит женщину по голове, с вниманием и с шуткой она просит её поделиться своей историей. 

Через несколько минут уговоров Галина Дмитриевна немного успокаивается, пытается удобнее устроиться в светлой постели, поднимает голову и трескающимся голосом описывает свою жизнь. 

Клоки волос

«Галина Дмитриевна, пятьдесят шестого года рождения, родилась в городе Красноуфимске. За преступление меня посадили на девять лет. В седьмом посадили, в пятнадцатом вышла. Все года сидела там. Мамы не стало с папой, сестра не писала. Приехала, думала: дом стоит. А дом сожгли доброжелатели. А где жить? Приходится к знакомым идти. Соцзащита сделала пенсию, хотя бы её получаю. А у подружек была, драться начинают: выпьют, и это. Били меня: выдирали клоки волос, полголовы. Вот только в больнице подстригли», — непослушными пальцами она касается коротко остриженной головы. 

Галину Дмитриевну били с детства. Пьяный папа, которому маленькая Галя изо всех сил помогала колоть дрова и держать деревенское хозяйство, нападал на маму и на неё. Сожитель, с которым они прожили вместе двадцать два года, напившись, колотил её так, что родные просили девушку никогда больше к нему не возвращаться. Друзья, с которыми она могла выпить, начинали драться, избивали и её. 

«Меня обижали, вот и я обидела в ответ. За то и в тюрьму попала», — подробностями Галина Дмитриевна не поделится. Ясным останется только одно: она убила человека, защищаясь. В тюрьме ей не давали работу: за совершённое преступление женщине присвоили статус «неуравновешенной», а таких в цеха не пускают. Но, как она говорит, её уважали за то, что она старалась помогать сокамерницам, чем могла. 

Купание

Выйдя из тюрьмы, она поселилась у друзей за небольшую часть и без того маленькой пенсии. Они тратили деньги на еду и выпивку, требуя больше. Галина не могла дать ещё и её избивали за это. 

«Я пытаюсь хорошо для людей делать, а получаю плохое обратно. Потом говорю: помогать никому не буду. А всё равно — жалко ведь. Сколько есть денег, дак отдаю. А кушать самой-то всё равно охота. И что-то купить. А они ругаются. И дерутся они — “денег дай”! — в голосе Галины Дмитриевны слышится обида, она поправляет медицинскую пелёнку, лежащую поверх простыни, — А мне покой надо, я болею». 

Болезнь Галина Дмитриевна обнаружила случайно: сначала она просто перестала есть и сильно похудела, затем обнаружила новообразование. Оно оказалось опухолью — раком кишечника в четвёртой, последней, стадии. Постепенно женщине стало сложно передвигаться — заботиться о себе становилось всё труднее. 

«А ухаживать-то хотят, говорят, ухаживать будем, — Галина Дмитриевна продолжала жить у друзей, о чём говорит с усталым, злым непониманием. — Потом смотрю: перепьют, ночь-полночь, один с топором, другой с ножом друг друга бьют. И двери-то не закрывались: один выйдет, другой зайдет. Выпить есть, дак всех поят. Потом сбежала от них от всех. В лесу жила. Сделала навес, нашла матрасики, одеяло. И в лесу-то нашли. Говорят: "В следующий раз мы тебя утопим". И два раза топили, да, из-за денег. Ладно, плавать умею, и реку отлично знаю с малого детства».

«Садите меня!» 

В отчаяньи Галина Дмитриевна пошла в полицию — просить, чтобы её посадили в тюрьму, избавив от холода и визитов «друзей»: 

«В милицию обращалась, они меня там знают. Говорю: "Садите меня!", сделаю преступление, чтобы вы меня забрали, они отвечали: "Ну, что ты, Галя, ты нам не нужна". Вот так вот и жила. Потом в соцзащиту пошла. Там в больницы помогли попасть: и в Свердловске была, и в Ачите, и в Натальинске. Операцию мне сделали». Галине установили кишечную стому — искусственную часть кишечника, которая выводится наружу. 

«Нехорошая жизнь у меня», — говорит женщина, отворачиваясь, и слёзы отдельными мелкими каплями падают на колени, на складки шерстяного кардигана. Плач из тихого сожаления о своей судьбе становится рыданием — беззвучным, сдавленным, тяжёлым. Негнущимися пальцами Галина Дмитриевна касается лица. Взглядом ищет тапочки — хочет выйти на улицу. 

«Извините меня, пожалуйста»

Помогая себе тростью, достающей аж до груди, Галина Дмитриевна спешно выходит на заснеженное крыльцо приюта. Здесь никого — только рыжий приютский кот взбегает по лестнице, и розовый воздушный шар мягко плывёт по полу. Худой ногой Галина Дмитриевна подпинывает шарик ближе к коту: «На Вася! Играй! Или как тебя звать?», — она приободряется, улыбается широко. — Так-то хорошо здесь. Не обижают. Ольга всё старается для больных делать. Обращаться умеет с людьми. С ней здесь общаюсь и читаю ещё. Цветаеву — стихи хорошие». 

Кот убегает в дом. Галина Дмитриевна опирается локтём о металлические перила долго смотрит на снег, укрытый солнечным светом.

«Такая жизнь — извините меня, пожалуйста».

В приюте для бездомных «Дари добро» находят кров и стол люди, которым некуда больше идти: от них отказываются родные и друзья, они не могут найти работу или настолько больны, что уже не способны позаботиться о себе сами. Пожалуйста, оформите небольшое регулярное пожертвование в пользу приюта. Так вы поможете пятидесяти людям почувствовать, что они не одни.