После атомной бомбардировки японских городов Хиросима и Нагасаки мир узнал о смертоносной стороне ядерной энергии. Увидев её разрушительную сторону, учёные задумались, как же обратить такую мощную силу на благо человечества, а не на его истребление.

Эти стремления явно читаются во фразе, ставшей основой декларируемой СССР доктрины о стремлении к миру и процветанию: «Атом должен быть не солдатом, а рабочим!». Атомная энергия, несмотря на чудовищные последствия бомбардировок, виделась символом технологичного светлого будущего.

Эта энергия могла быть полезна в экономике, если её обуздать и направить на мирные цели. Так, в 1954 году в городе Обнинск была создана первая в мире атомная электростанция. В период позднего социализма в СССР верили в созидающую энергию атома, способную обеспечить страну энергией. Разрушительный потенциал направили  во благо государства и его народа, хоть ранее и случались аварии на объектах (на предприятии «Маяк» в 1957 г. и на Ленинградской АЭС в 1975 г.). Эта информация была закрыта для широких слоёв населения: в СМИ информацию строго цензурировали и контролировали.

Но Чернобыльская катастрофа изменила представления о «мирном атоме». Хотя она не была первым ЧП на объектах подобного типа, но стала самой разрушительной и известной на весь мир. О ней говорили и писали все: от работников самой станции до обывателей на другом конце Европы. 

Работники станции

На 25 апреля 1986 г. на ЧАЭС была запланирована остановка четвёртого энергоблока для очередного планово-предупредительного ремонта. Во время таких остановок проводились различные испытания оборудования, например, проверяли режим выбега ротора турбогенератора, предложенного в качестве дополнительной системы аварийного электроснабжения. 

С самого утра 25 апреля смена начальника четвёртого энергоблока ЧАЭС Игоря Казачкова готовилась к испытаниям турбины. Предполагалось, что днём работники отключат реактор, далее проверят генераторы, проведут эксперименты. Работа была сложная и объёмная — на такое всегда выдавало разрешение вышестоящее начальство. Но вот уже день, а разрешение запаздывает. Испытание откладывалось, люди нервничали.

Как оказалось впоследствии, дело было в том, что на Южно-Украинской атомной электростанции внезапно вышел из строя один из энергоблоков, и начальство хотело сохранить уровень мощности четвёртого энергоблока ЧАЭС до позднего вечера, поскольку электроэнергии, произведённой только одним энергоблоком Чернобыля, хватило бы для обеспечения целого Киева. Звонок из Управления по распределению и потреблению электроэнергии по Киевской области поступил только за 15 минут до начала испытания Чернобыльского энергоблока, когда система аварийного водоснабжения уже была отключена. Эксперимент начался.  

Как отмечали сотрудники ЧАЭС, они не знали, как должно вести себя оборудование во время испытания. Юрий Трегуб, начальник смены, вспоминал: «Появился какой-то нехороший такой звук. Я думал, что это звук тормозящейся турбины. Такой звук: ду-ду-ду-ду... Переходящий в грохот. Появилась вибрация здания. Да, я подумал, что это нехорошо. Но что это, наверное, ситуация выбега. Прозвучал удар. Сотрясло БЩУ [блочный щит управления — прим авт.]. Затем последовал второй удар. Посыпалась штукатурка, всё здание заходило... Свет потух, потом восстановилось аварийное питание. Я видел только, что открыты главные предохранительные клапаны. Открытие одного — это аварийная ситуация, а восемь — это уже было что-то сверхъестественное... Единственное — у нас была надежда, что это ложный сигнал в результате гидроудара. Все были в шоке. Все с вытянутыми лицами стояли. Я был очень испуган. Такой удар — это землетрясение самое натуральное. Правда, я всё-таки считал, что там, возможно, что-то с турбиной <…> Кровля машзала [машинного зала — прим авт.] упала — наверно, на неё что-то обрушилось... Вижу в этих дырах небо и звёзды, вижу, что под ногами куски крыши и чёрный битум, такой пылевой. Думаю — ничего себе... Откуда эта чернота? Это что — на солнце так высох битум, покрытие? Или изоляция так высохла, что в пыль превратилась? Потом я понял. Это был графит».

Местные жители

Дом местной жительницы Муниры Галимовой находился в 700 м от атомной станции. Она была на балконе, когда произошла авария на станции: «Вышла на балкон, а там “грибочки”. Просто стояла, собирала ползунки, распашонки, считала эти “грибочки”, пока меня муж за шкирку домой не затащил обратно». Советские граждане, несмотря на то, что жителей СССР готовили к ядерной войне, а пропаганда призывала быть всегда начеку, не знали и не могли знать о всех опасностях подобных явлений, не столкнувшись с ними.

Поверить в аварию никто не мог. То, что они уже происходили раньше, общество также не знало. Зато советское клише о врагах было одной из первых версий случившегося, описанная Людмилой Игнатенко, женой пожарного, одного из первых тушивших тот роковой пожар: 

Тогда так говорили. Думали.

Многие далеко не сразу осознали весь масштаб случившегося. «В четыре утра звонок с работы, от старшего мастера. Говорит: взрыв на четвёртом блоке, пожар. Разбудила мужа, он говорит: “Такого быть не может, если бы было что-то серьёзное, то эвакуировали бы город через полчаса”. Легли спать», — Валентина Ломакина, сотрудница ЧАЭС.

«Утром 26 апреля я, как всегда, шла на работу. По дороге проходила мимо райотдела милиции, где и услышала впервые, что на атомной станции что-то произошло. Но реальной угрозы тогда ещё никто не знал. Почти сразу в городе полностью отключили радио и телефонную связь. Никакой информации к нам не доходило. Через день начали эвакуировать детей», — вспоминает Нина Соловьянова, повар.

Люди спасались как могли. Например, пили спиртовой раствор йода, не думая о дозировках. Из-за такого самолечения многие попадали в больницы: «Особенно запомнилась мне старушка, сидевшая на лавочке под деревьями во дворе пятиэтажного дома. Подбородок её был ярко-жёлтым: бабушка пила йод. Она мне объяснила, что лечится, что йод очень полезный и совершенно безопасный, потому что запивает она его кефиром. В киевских клиниках больше было совсем не радиационных больных; в них было много людей, пострадавших от самолечения, в том числе с обожжённым пищеводом. Сколько же сил потребовалось потом и газетам, и местному телевидению для того, чтобы развеять хотя бы эту нелепость», — свидетельствуют Андрей Иллеш и Андрей Пральников в книге «Репортаж из Чернобыля».

Власти также не поняли масштабы произошедшей аварии. Эвакуацию объявили только на следующий день, 27 апреля. Жителям сообщили стандартную фразу из методичек по эвакуации в случае ЧП. Говорили только о трёхдневной эвакуации. Люди надеялись вернуться, но были и те, кто понимал, что покидают город навсегда.

«Я спросила: но мы же ещё вернемся? Мама ответила: нет», — вспоминает Наталья Ломакина.

«Нам сказали, что сможем вернуться через 3–4 дня, поэтому брать с собой нужно только документы и деньги. Тогда мы ещё не знали, что покидаем свои дома навсегда», — вспоминала Нина Соловьянова. 

Возможно, что дезинформация о трёхдневной эвакуации была сознательным шагом, так как вещи уже были облучены радиацией и пользоваться ими на новом месте было нельзя. Люди потеряли всё, что у них было.

Интеллигенция

Некоторые представители интеллигенции осуждали замалчивание трагедии в СМИ, они были шокированы этим событием: «Вот уже больше двух недель рука не поднимается записать свои впечатления об ужасном и позорном явлении, имя которому — Чернобыль. Настроение, как и у всех, подавленное. Всё-таки надо записать…», — вспоминал учёный-биохимик Л. А. Остерман. Он был неприятно удивлён реакцией правительства на эти события: «Весь мир бил тревогу, сыпались официальные запросы от глав европейских государств. А мы — молчали. Лишь на четвёртый день на заграницу сообщили: пустячок, ничего страшного. А на свою страну — ни слова. Празднуйте, граждане, 1–е мая!».

 «И 1 и 9 мая мы ходили на парад. Тогда жена в третий раз была беременна. У неё кружилась голова, постоянно и сильно тошнило. Я спрашиваю её: может ты что-то съела не то? Было очень страшно — я тогда за неё сильно испугался. Спустя некоторое время у меня появились такие же симптомы — рвота буквально душила. На работе нам начали давать водку», — вспоминал Владимир Шахрай.

Ликвидаторы

Ликвидаторов для устранения последствий катастрофы собирали со всего СССР. Это были люди разных национальностей, вероисповеданий и образов жизни. Некоторых из них не смогла примирить даже трагедия:  «Особенно трудно с мусульманами было: надо работать, а они усядутся и молятся Аллаху. Я им говорю: “Вы же сюда людей спасать приехали, чего сидите снопами?”. А они мне: “Мы свои 25 рентген уже схватили, долг выполнили, теперь пусть другие едут, да хоть весь Союз», — вспоминал о ликвидации последствий аварии Валерий Махонин.

Самые страшные и пронзительные свидетельства оставили родственники тех, кто ликвидировал последствия аварии в первые минуты. Тех, кого вскоре убьёт лучевая болезнь. Из воспоминаний Людмилы Игнатенко, жены пожарного, тушившего станцию в первые минуты: «Мы недавно поженились. Ещё ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли. Всегда вдвоём. Я говорила ему: “Я тебя люблю”. Но я ещё не знала, как я его любила. Не представляла… Жили мы в общежитии пожарной части, где он служил. На втором этаже. И там еще три молодые семьи, на всех одна кухня. А внизу, на первом этаже, стояли машины. Красные пожарные машины. Это была его служба. Всегда я в курсе: где он, что с ним? Среди ночи слышу какой-то шум. Крики. Выглянула в окно. Он увидел меня: “Закрой форточки и ложись спать. На станции пожар. Я скоро буду”».

Это был последний раз когда она видела его живым и здоровым. Последствия облучения для Василия Игнатенко были фатальны. О времени, проведённом с ним в московской больнице Людмила с горечью вспоминала: «Он стал меняться — каждый день я уже встречала другого человека… Ожоги выходили наверх… Во рту, на языке и щеках, сначала появились маленькие язвочки, потом они разрослись. Пластами отходила слизистая, плёночками белыми. Цвет лица… Цвет тела… Синий… Красный… Серо-бурый… <…> Это нельзя рассказать! Это нельзя написать! И даже пережить… Спасало то, что всё это происходило мгновенно, некогда было думать, некогда было плакать». Срок острой лучевой болезни — четырнадцать дней. Четырнадцать долгих дней для облучённого, и четырнадцать мгновений для его близких.

Родственники не могли попасть к облучённым ликвидаторам, врачи прекрасно понимали, что их смерть — это дело времени. Наталья Ивановна Правик, мать Владимира Правика, ликвидатора, погибшего одним из первых, позднее говорила: «На меня накричал сын из-за того, что я приехала к нему в больницу без головного убора. Он сам получил смертельную дозу радиации. Ещё больше был их шок, когда в это же самое время они в Припяти видели, как дети играли в песочницах, как люди праздновали свадьбу — это было 26 апреля». Такой обыденной была катастрофа, таким странным и ужасным был диссонанс происходящего. Пока одни умирали, другие — жили и радовались, не понимая, что мирному течению для них в родном доме пришёл конец.

Чернобыльская катастрофа стала личной трагедией для тысяч людей и одной из самых страшных экологических катастроф в истории. Атмосфера непонимания и недоверия, сокрытие масштабов случившегося и запоздалая реакция высшего и местного руководства соседствовали с самоотверженностью ликвидаторов, которые, рискуя жизнью и здоровьем, минимизировали последствия случившейся аварии. Часть из них погибли, некоторые получили серьёзные увечья. Это была эпоха «мирного атома», объявившего людям на Чернобыльской АЭС самую настоящую войну.

1. Алексиевич С. А. Чернобыльская молитва : (Хроника будущего). — Москва : Остожье, 1997. — 222 с.
   
2. Карпан Н. В. «Чернобыль. Месть мирного атома». — Днепропетровск, 2006. — 566 с.
3. Орлова Г. А. Дискурсивное дозирование радиации // Laboratorium: журнал социальных исследований. —2019. —11(1). — С. 82–119. — (дата обращения 01.04.2021).
4. Салькова А. Кыштымская авария: катастрофа под видом северного сияния / Газета.ru. — 2017. — URL:  https://www.gazeta.ru/science/2017/09/29_a_10911140.shtml. — (дата обращения 02.04.2021)
5. Остерман Л. А. Интеллигенция и власть в России (1985–1996 гг). — Москва : Гуманитар. центр «Монолит», 2000. — 377 с. — URL:  https://prozhito.org/notes?date=%221986-01-01%22&diaries=%5B539%5D. — (дата обращения 20.03.2021).
6. Чернобыльская авария: дополнение к INSAG-1, INSAG-7 / Доклад Международной консультативной группы по ядерной безопасности. — Австрия, 1993 г. — С. 29. — URL: https://www-pub.iaea.org/mtcd/publications/pdf/pub913r_web.pdf. — (дата обращения 01.04.2021).
7. Щербак Ю. Н. Чернобыль : докум. повествование. — Москва, Советский писатель, 1991. — 460 с.